ПОСЛЕСЛОВИЕ К РАССКАЗАМ РОБЕРТА ЯНГА «НА РЕКЕ» И АРТУРА КОНАН-ДОЙЛА «КОЛЬЦО ТОТА»
«Познай самого себя», — сказал 2500 лет назад Фалес Милетский. «И ты познаешь весь мир», — добавляли другие мудрецы.
Человек — существо бесконечно сложное, одно из самых совершенных проявлений породившей его Вселенной. Недаром
древние назвали его микрокосмом. И не случайно человек как объект научного изучения привлекает все больше и больше
внимание физиологов и психологов, физиков и философов.
В процессе познания мира как естественного и динамического комплекса явлении нередко достигаются столь глубокие
прозрения, делаются столь гениальные открытия, что порой они на века и тысячелетия опережают современный им уровень
культуры. В познании мира как единого целого большую роль играет способность человека к фантазии и воображению. Это
видно из истории и науки, и литературной фантастики.
Поразительны, например, многие глубочайшие прозрения древних: Пифагора, Аристотеля и Эратосфена — о шарообразности
Земли и отдаленности небесных светил; Аристарха Самосского — о гелиоцентрической системе мира; Филолая Кротонского —
о том, что наша планета совершает кругообразное движение; Анаксимандра Милетского — об апейроне и Лао-цзы — о дао
как неформной (интегральной) первосубстанции мира; индийского мудреца Канады и греческих Левкиппа — Демокрита — об
атомах; Анаксагора — о мельчайших разнокачественных частицах, лежащих в основании материальной Вселенной. Все эти
прозрения нашли объяснение в современной науке.
Люди художественного склада мышления тоже вносят в познание мира немало. Ведь каждое талантливое художественное
произведение — это, как правило, сложный синтез философских, социологических, психологических, морально-этических и
других идей и проблем.
Таким образом, человеческая способность к фантазии, воображению, вдохновенному прозрению лежит в основе
по-настоящему великих открытий и творений. Выражаясь языком поэзии: Фантазий огненные крылья
Нас к солнцам истины стремят.
Перед нами два произведения зарубежной фантастической литературы. Попробуем рассмотреть эти рассказы не с позиций их
художественных достоинств и недостатков (как обычно поступает литературная критика), а совершенно в ином аспекте; с
точки зрения достоверности «безумно-фантастических» идей, заложенных в них.
Не выдержав жизненных испытаний, в каком-то американском городе решает покончить с собой художник Клиффорд Фаррел.
Способ прост, проверен тысячами неудачников — отравиться угарным газом от мотора автомашины, работающего в тщательно
закрытом индивидуальном гараже. Случилось так, что в то же самое время «с помощью» светильного газа уходит из
действительности и Джил Николс — светловолосая, голубоглазая девушка, принужденная танцевать по вечерам в стриптизе,
чтобы добыть себе кусок хлеба. И оказалось, что души этих двух людей как бы настроены на один и тот же
«телепатический резонанс».
И вот они встречаются в иной, чем наша земная, «фазе» пространства и времени — на Реке, которая создана их же
собственным воображением,— чтобы доплыть по ней до «потустороннего мира теней». Время на этой Реке движется гораздо
медленнее, чем в реальном мире: в несколько минут предсмертного томления вмещаются целые дни и ночи другого
«пространственно-временного» измерения.
Река и окрестности пустынны. Только двое на плоту в том неведомом мире — двое предназначенных друг для друга людей,
не сумевших найти друг друга в каменных джунглях современной Америки. По вечерам на берегу иллюзорной Реки возникают
уютные гостиницы — с баром и столовой, любимыми блюдами и чарующей музыкой. Все вокруг оказывается созданным так,
как рисовалось прежде в мечтах. Восхитительный мир, не правда ли!? По мысли автора рассказа, сама субстанция,
составляющая Реку и ее окрестности, настолько тонка, эластична, что формируется в предметы и вещи при малейшем
усилии человеческой воли и фантазии.
Медленно, но неудержимо течение приближает путешественников к водопаду, за которым уже нет возврата назад, — в
пространственно-временную фазу физической Земли. Мужчина, встретивший свою любовь на пороге смерти, отчаянно борется
за возвращение в прежнюю жизнь. У своей спутницы Фаррел узнает ее земной адрес, огромным усилием воли переключает
меркнущее сознание с «фазы Реки» на ту пространственную «фазу», где он задыхался от угарного газа в автомашине.
Выбежав из гаража, он успевает спасти девушку, погибавшую в соседнем доме.
Итак, по фантазии Роберта Янга, в бесконечном мире (и соответственно в человеческом сознании) существует ряд
«пространственно-временных фаз». Все они по-своему реальны, иначе Фаррел не узнал бы девушку, перенесясь из одной
фазы бытия в другую. Идея «многофазовой» (или многоплановой) Вселенной, развитая Янгом в качестве «географического
фона» своего рассказа, используется в мировой (в том числе в советской) фантастике не впервые. Вспомним хотя бы
изящный лирический рассказ Герберта Уэллса «Калитка в стене»: ведь там герой тоже попадает в иной, весьма
своеобразный и поэтический пространственно-временной план.
Разумеется, мысль о возможности перенесения человека из одного мирового плана в другой можно рассматривать как чисто
литературный прием. Это и на самом деле так: фантастам надоело отправлять своих героев на иные планеты — «за
тридевять световых тысячелетий»; проще перенестись воображением в другой мировой план, соседствующий с нашим
физическим планом и, возможно, даже проникающий в него незаметно для земных людей. Но только ли это литературный
прием? Не отражает ли фантастическая идея «многофазовости» мира некую реальную закономерность, тщательно
замаскированную природой?
Известно, что серьезная фантастика и наука идут в наше время рука об руку. Нет ли чего-либо схожего с идеей о
многоплановости мироздания в современной науке? На ум сразу приходят гипотезы о многомерных пространствах, о мирах и
антимирах, «теневых», сопряженных и «вакуумных» мирах, давно обсуждаемые физиками, астрономами, философами.
Бесконечный мир един. Но он может оказаться многоплановым, разные мировые планы бытия могут проникать один сквозь
другой примерно так же, как длинные, средние и короткие радиоволны — друг сквозь друга. (О прозрачности микрочастиц,
их способности проникать одна сквозь другую было заявлено в 1970 году советскими учеными на Международной
конференции физиков в Киеве.)
Может быть, недалеко то время, когда «ультрафантастическая» мысль о многомерных пространствах, о взаимопроникающих
субвселенных подтвердится наукой экспериментально. Перед человечеством откроются новые гигантские возможности
познания мира, проникновения в сокровенные глубины Вселенной. «География» космоса, окружающего нашу Землю,
раздвинется до беспредельности. И часть заслуги в этом, без сомнения, будет принадлежать фантастам.
Творец всемирно знаменитого Шерлока Холмса оставил, как известно, весьма заметный след и в истории мировой
художественной фантастики. Фантастические произведения Артура Конан-Дойла не только лишь развлекательного и
познавательного характера: во многих из них автор стремится (интуитивно) осмыслить (в художественно-фантастической
форме)некоторые сложные закономерности мира.
В предложенном вниманию читателей рассказе «Кольцо Тота» Конан-Дойл исследует вечную проблему бессмертия (или
необыкновенного долголетия — как стремления к бессмертию).
Сын древнеегипетского жреца Сосра создает эликсир, который, будучи введен в тело человека, делает его необычайно
додгоживущим. Действие эликсира длится тысячелетия. Сосра становится «почти бессмертным». Более того, он не может
умертвить себя, даже если бы и очень захотел. Допущение чисто сказочное; но предположим на минуту, что такой путь
достижения «почти бессмертия» возможен.
Неожиданно умирает возлюбленная Сосры. Обезумевший от любви и горя молодой человек готов последовать за нею «в
потусторонний мир». Однако... «Ни один араб в пустыне не жаждал так свежей воды из родника, как я жаждал смерти.
Если бы яд или сталь могли оборвать нить моей жизни, я скоро соединился бы с моей возлюбленной в стране с узкими
вратами. Я делал все, чтобы умереть, но бесполезно: проклятое средство было сильнее меня», — рассказывает Сосра
англичанину. Лишь пройдя через тысячелетние мучения физической жизни, Сосра находит кольцо Тота и обретает
долгожданную смерть.
Вывод, содержащийся в подтексте, знаменателен: физическое бессмертие (или «почти бессмертие») человека
противоестественно и, значит, антиморально, хотя бы уже потому, что оно входит в неизбежный конфликт с вечно юным,
долженствующим периодически возрождаться чувством любви. Конан-Дойл глубоко и верно, на наш взгляд, ощутил в этой
проблеме главное: физическое, вообще телесное бессмертие противоречит фундаментальным закономерностям природы. Ведь
любая совокупность форм подвержена изменениям и разрушению. Ничто формное не вечно. Не на основе ли «неформности»
следует искать решения проблемы бессмертия? Не на этой ли основе решает названную проблему и сама природа?
Как бы то ни было, вывод Конан-Дойла о противоестественности физического «почти бессмертия» представляется гораздо
более научным, диалектически и материалистически оправданным, чем измышления некоторых современных фантастов о
достижении бессмертия путем омолаживания или копирования человеческого тела, погружения людей в анабиоз, путем
замены тех или иных частей живого организма и т. п.
Значит ли это, однако, что человек должен отказаться от обсуждения проблемы бессмертия? Означает ли это, что она вообще неразрешима? Думается, такой вывод был бы ошибочен. Никакая идея не возникает в человеческом сознании беспричинно. Людям предстоит осознать более глубоко и многопланово фундаментальные закономерности бытия. Тогда, возможно, вечная проблема бессмертия найдет неожиданное, но единственно верное решение.
На суше и на море. Повести, рассказы, очерки, статьи. Ред. коллегия: С. И. Ларин (сост.) и др., «Мысль», 1972. С 490 - 493.